"На протяжении многих лет, - вспоминает Гаррисон, - мною вообще владело полное безразличие к тому, чтобы стать непременно кем-то, когда вырасту. Подобная неопределенность не раз вводила меня в состояние депрессии и даже привносила чувство вины. Я вообще отличался поразительной несобранностью и обычно затевал куда больше дел, чем смог бы довести до конца. Когда-то, еще учась в школе, я почти выбрал себе будущую стезю - свободные искусства; однако отдать предпочтение чему-то одному - живописи или литературе? - все никак не мог. Дело шло к мысленному бросанию монетки, и она явно падала так, что выходила мне дорожка - в художественную школу... Однако планы в ту пору строить было сложно. Мое поколение оказалось поколением призванных: нам требовалось благополучно закончить не колледж, а войну".
О армии в своей жизни...
Однако и демобилизация оказалась весьма болезненным процессом, смысл коего Гарри Гаррисон понял только годы спустя. "Сейчас мне все представляется совершенно очевидным. За время службы в армии я приобрел множество ценнейших профессий и навыков. Я дослужился до сержанта, был инструктором по стрелковому оружию, крутил баранку на грузовике, присматривал за складом боеприпасов, стал специалистом по управлению турелью, научился грозно клацать карабином, когда меня определили в наряд конвоировать посаженных на гауптвахту, - и приобрел изрядний опыт во многих столь же полезных делах. Я покидал армию, полностью к ней приспособившись. Однако выяснилось, что она совершенно не подготовила меня к возвращению в реальную жизнь, и я так и не смог гладко вписаться в ту единственную роль, которую в свое время выучил на гражданке - роль ребенка."
О своем имени...
"Что до моего имени, то ситуация только выглядит запутанной, а на самом деле это не так. Дело в том, что и в школе, и в армии, и в других местах меня звали не иначе как Гарри Максвелл Гаррисон. Но когда я отправился за паспортом, обнаружилось, что в моем свидетельстве о рождении значится имя Генри Демпси. Как оказалось, мой отец изменил его по настоянию своего отчима... Ну, раз уж вопрос все равно предстояло решать, я взял и отбросил от Максвелла (ненавижу это слово) последний слог - и стал Максом, как мой любимый дядя, который работал в консульском отделе и погиб во время Иокохамского землетрясения".
О юморе в фантастике...
"По-моему, научная фантастика буквально создана для юмора. И если смешных научно-фантастических книг мало, то оттого лишь, что это очень трудно - писать их хорошо. Легко быть несерьезным, а вот смешным - очень трудно. Я, например, когда пишу мрачные футуристические истории, просто впадаю в уныние - и начиная сочинять что-то смешное, чтобы приободрить себя и, я надеюсь, других. Я хотел бы, чтобы мои читатели расслаблялись и получали удовольствие, чтобы они отвлекались от действительности и улучшали свое пищеварение и настроение при помощи хихиканья и, время от времени, громкого животного смеха. Вот это и есть успех, вот это и есть смысл всех усилий".
Для Гарри Гаррисона сохранять оптимистическую улыбку на
лице, несмотря ни на какие ужасы, которые он видит в окружающей
реальности или в воображаемом, но от того не менее реальном
будущем, - своего рода кредо.
И еще одно анологичное мнение метра юмористической фантастики...:
"Вероятно, научная фантастика - самое удобное поле для
проявления чувства юмора. Хотя на самом-то деле удачных юмористических книг
в фантастике не так уж и много. Но это лишь потому, что их трудно
писать. Легче всего в этом жанре быть легкомысленным, на порядок
труднее-смешным. Когда мне приходилось рисовать мрачные картины
будущего, то я портил настроение преждее всего себе. Поэтому иногда
меня подмывает создать произведение, которое приободрит в первую
очередь меня и, смею надеяться, моих читателей тоже.
Мне бы очень хотелось , чтобы вы немного расслабились
и на время оставили свои повседневные заботы, а если повезет
, то и посмеялись бы вместе со мной, умирая от хохота!
"
О своих литературных воззрениях...
"Я написал "Мир смерти" еще и потому, что считал тогдашнюю фантастику слишком напыщенной и абсолютно лишенной действия и развлекательности. Читательская реакция на этот роман, кажется, подтвердила мою правоту. Он неоднократно переиздавался и был переведен на семь языков. Однако спустя годы мои ощущения изменились, и теперь я вовсе не считаю, что действие и яркие краски - это все, что надо. Я стал тратить больше времени, чтобы лучше писать, лучше придумывать, стал уделять больше внимания литературному мастерству. Размышляя об этом, я издал и отредактировал (вместе с Б. Олдиссом) "Горизонты научной фантастики" - первый журнал научно фантастической -критики. Мы сделали только два номера. Импульс, впрочем, оказался достаточно сильным, чтобы другие люди начали мыслить и действовать в том же направлении...".
